В детстве мама злилась и обижалась на меня за мое плохое поведение. Точнее чаще она, конечно, делала вид, но для моего детского сознания все было всерьез. Ситуация всегда повторялась. Ей нужно было не просто рассердиться на меня, сделать внушение, наказать. Все заканчивалось одинаково: "Проси прощения!" - приказывала она. Ну, я и просила: если ты так будешь любить меня, то я попрошу. "Прости меня!". Для ребенка это было гарантией стабильности: "Ты прощаешь и продолжаешь любить меня".
Сегодня я задумываюсь об этом.
Во-первых, о нашей традиции манипулировать обидой. Очень удобно: обиделся - наделил другого виной. А кто хочет жить с этой виной хотя бы минуту? Он просит прощения. Но тоже странно просит...
Мы привыкли просить прощения так: "Прости меня!". То есть буквально: "Я не хочу жить с виной - ТЫ должен сделать что-нибудь. Прости!". На автомате. Вместо своей душевной работы мы перекладываем эту работу на другого. Пусть он решит для меня, могу я или нет освободится от вины, и чувствовать себя свободно с ним хотя бы до следующей его обиды... Более того, теперь у другого появляется обязанность простить меня.
Я думаю, почему для нас менее привычно просить так: "Я прошу у тебя прощения!"? Эта конструкция слов исходит из совершенно другого центра: от моей души и моего сердца. Я ... ПРОШУ... У ТЕБЯ... ПРОЩЕНИЯ. То есть я думала, я осознавала, я чувствовала, я нашла то, где я была не права. И я для меня важно сказать тебе это. Не получить твое прощение! А сказать! Раскаяться! Это была работа моей души... И в этом варианте есть очень большая вероятность убежать от невротической вины. То есть от этого постоянно нагнетаемого в отношениях чувства, что другой вечно имеет управление мной с помощью маленькой манипуляции виной.
Если я на связи с партнером и ловлю от него сигналы обиды, есть шанс, что я привыкну спрашивать, обсуждать и искренне просить прощения. "Я прошу у тебя прощения (конкретно за то или это)".
И другая ситуация, если чувствую, что я обижаюсь. Я не накладываю на человека ОБЯЗАННОСТЬ извиняться передо мной: "Проси прощения". Он может извиниться или нет. Но я на своем фронте: разгребаю свою гордыню осуждения. Моя душевная работа из этой точки - не давить виной. Я уже слишком нежно и трепетно отношусь к чужой вине, поскольку знаю, как непросто избавляться от этой заразы...
Я знаю одно: другой человек не обязан просить прощения, точно так же, как я не обязана прощать. Я прощаю не из обязанности освободить кого-то от вины. Я не расцениваю прощение, как условие, при котором я снова начну разговаривать с человеком, как и прежде. В прощении сейчас для меня очень многое. Я так принимаю. Я так понимаю. Я так верю другому. Я так разрешаю СЕБЕ. Я так даю покой и СЕБЕ, и ЕМУ. И многое другое, включая мои ценности и принципы. Чтобы научиться прощать из этого центра, мне пришлось повзрослеть немного больше. Хотя бы потому, что я учусь прощению у своих детей. Для них это легко! Понаблюдайте за своими...
К этому прощенному воскресенью я прихожу в другом состоянии, чем в прошлом году. Я вижу шансы сказать вслух о колоссальной работе моей женской души тому, у кого для меня важно попросить прощения. Я обязательно это сделаю...
Юлия Перумова
https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=516225968494859&id=100003223814627&substory_index=0
